Выявлен отдел мозга, отвечающий за эмоциональную составляющую морально-этических оценок

    Американские психологи обнаружили, что пациенты с двусторонними повреждениями вентромедиальной префронтальной коры при решении сложных моральных дилемм руководствуются только рассудком, тогда как у здоровых людей важную роль при этом играют эмоции. В воображаемых ситуациях исследованные пациенты не видят разницы между убийством, совершаемым заочно (например, путем нажатия кнопки), и собственноручным, тогда как здоровым людям разница представляется огромной. Прекрасно различая добро и зло на сознательном уровне, такие пациенты не способны к сопереживанию и никогда не испытывают чувства вины.

    Эрик Кандел, получивший в 2000 году Нобелевскую премию за исследования молекулярных механизмов памяти, в юности увлекался психоанализом и стал нейробиологом в надежде выяснить, в каких отделах мозга локализуются фрейдовские «эго», «суперэго» и «ид» (что ему, впрочем, не удалось). Полвека назад подобные мечтания казались наивными, однако сегодня нейробиологи вплотную подошли к выявлению биологических основ самых сложных аспектов человеческой психики.

    Статья американских психологов и нейробиологов, опубликованная в последнем номере журнала Nature, сообщает о важном успехе в деле изучения материальной природы морали и нравственности, то есть того аспекта психики, который Зигмунд Фрейд называл «суперэго» (сверх-я). Фрейд считал, что суперэго функционирует в значительной мере бессознательно и, как выясняется, был совершенно прав.

        Традиционно считалось, что мораль и нравственность проистекают из здравого осознания принятых в обществе норм поведения, из выученных в детстве понятий о добре и зле. Однако в последние годы получен ряд фактов, свидетельствующих о том, что моральные оценки имеют не только рациональную, но и эмоциональную природу. Например, различные нарушения в эмоциональной сфере часто сопровождаются изменениями представлений о морали; при решении задач, связанных с моральными оценками, возбуждаются отделы мозга, отвечающие за эмоции; наконец, поведенческие эксперименты показывают, что отношение людей к различным моральным дилеммам сильно зависит от эмоционального состояния. Впрочем, до сих пор никому не удавалось экспериментально показать, что какая-то область мозга, специализирующаяся на эмоциях, действительно необходима для формирования «нормальных» суждений о морали.

    Авторы статьи исследовали шестерых пациентов, которые в зрелом возрасте получили двусторонние повреждения вентромедиальной префронтальной коры (ВМПК). Известно, что этот отдел мозга осуществляет эмоциональную оценку поступающей в мозг сенсорной информации, особенно той, что имеет «социальную» окраску. ВМПК также регулирует эмоциональные реакции организма (например, учащение пульса при виде фотографии, изображающей чьи-то страдания).

    Пациенты были тщательно обследованы квалифицированными психологами и невропатологами, причем обследование проводилось «вслепую»: врачи не знали, какие научные идеи будут проверяться на основе их заключений. Оказалось, что у всех шестерых сохранен нормальный уровень интеллекта (IQ от 80 до 143), память и эмоциональный фон (то есть не выявлено каких-либо патологических колебаний настроения). Однако у них оказалась резко понижена способность к сочувствию. Например, они почти не реагировали (на физиологическом уровне) на «эмоционально нагруженные» картинки, изображающие различные катастрофы, покалеченных людей и т. п. Более того, все шесть пациентов, как выяснилось, практически не способны чувствовать смущение, стыд и чувство вины. При этом на сознательном уровне они отлично понимают, что хорошо, а что плохо, то есть принятые общественные и моральные нормы поведения им хорошо известны.

    Затем испытуемым предлагали вынести свое суждение по поводу различных воображаемых ситуаций. Ситуаций было всего 50, и они делились на три группы: «внеморальные», «моральные безличные» и «моральные личные».

Ситуации из первой группы не требуют разрешения каких-либо конфликтов между разумом и эмоциями. Вот пример такой ситуации: «Вы купили в магазине несколько горшков с цветами, но в багажник вашей машины они все не помещаются. Совершите ли вы два рейса, чтобы не испачкать дорогую обивку заднего сиденья?»

    Ситуации из второй группы затрагивают мораль и эмоции, но не вызывают сильного внутреннего конфликта между утилитарными соображениями (как добиться максимального «совокупного блага») и эмоциональными ограничениями или запретами. Пример: «Вы дежурите в больнице. Из-за аварии в вентиляционную систему попал ядовитый газ. Если вы ничего не предпримете, газ попадет в палату с тремя пациентами и убьет их. Единственный способ их спасти — это повернуть особый рычаг, который направит ядовитый газ в палату, где лежит только один пациент. Он погибнет, зато те трое будут спасены. Повернете ли вы рычаг?»

    Ситуации третьей группы требовали разрешения острого конфликта между утилитарными соображениями о наибольшем общем благе и необходимостью совершить своими руками поступок, против которого восстают эмоции. Например, предлагалось собственноручно прикончить какого-нибудь незнакомого человека, чтобы спасти пятерых других незнакомцев. В отличие от предыдущего случая, где смерть приносимого в жертву вызывалась «безличным» поворачиванием рычага, здесь нужно было своими руками толкнуть человека под колеса приближающегося поезда или задушить ребенка.

    Ответы шести пациентов с двусторонним повреждением ВМПК сравнивались с ответами двух контрольных групп: здоровых людей и пациентов с сопоставимыми по размеру повреждениями других участков мозга.

    Суждения по поводу «внеморальных» и «моральных безличных» ситуаций во всех трех группах испытуемых полностью совпали. Что же касается третьей категории ситуаций — «моральных личных» — то здесь выявились контрастные различия. Люди с двусторонним повреждением ВМПК практически не видели разницы между «заочным» убийством при помощи какого-нибудь рычага и собственноручным. Они дали почти одинаковое количество положительных ответов в ситуациях второй и третьей категорий. Здоровые люди и те, у кого были повреждены другие участки мозга, соглашались ради общего блага убить кого-то своими руками в три раза реже, чем «заочно».

    Таким образом, люди с поврежденной ВМПК при вынесении моральных суждений руководствуются только разумом, то есть «утилитарными» соображениями о наибольшем совокупном благе. Эмоциональные механизмы, руководящие нашим поведением порой вопреки сухим рассудочным доводам, у этих людей не функционируют. Они (по крайней мере в воображаемых ситуациях) легко могут задушить кого-нибудь своими руками, если известно, что это действие в конечном счете даст больший выход «суммарного добра», чем бездействие.

    Полученные результаты говорят о том, что в норме моральные суждения формируются под влиянием не только сознательных умозаключений, но и эмоций. По-видимому, ВМПК необходима для «нормального» (такого же, как у здоровых людей) разрешения моральных дилемм, но только в том случае, если дилемма включает конфликт между рассудком и эмоциями. Фрейд полагал, что суперэго локализуется частично в сознательной, частично — в бессознательной части психики. Несколько упрощая, можно сказать, что вентромедиальная префронтальная кора и генерируемые ею эмоции необходимы для функционирования бессознательного фрагмента суперэго, тогда как сознательный морально-нравственный контроль успешно осуществляется и без участия этого отдела коры.

Александр Марков

В КВАНТОВОМ МИРЕ НЕТ МЕСТА РЕАЛИЗМУ ?

Физики из Австрии и Польши получили новые экспериментальные подтверждения парадоксальных с точки зрения классической физики свойств квантовых объектов. Об этом говорится в статье профессора Венского университета Антона Цайлингера (Anton Zeilinger) и его коллег, которая 19 апреля 2007 г. появилась в журнале Nature.

Эта работа продолжает теперь уже четвертьвековую традицию экспериментов по проверке так называемых неравенств Белла, начатую в 1982 году французским физиком Аленом Аспе (Alain Aspect). В 1964 году работавший в ЦЕРНе ирландский физик Джон Белл (John Bell) указал на возможность экспериментальной проверки принципа локального реализма, который Альберт Эйнштейн полагал обязательным атрибутом любой разумной физической теории. Эйнштейн считал, что результаты определения любых измеримых параметров физической системы, во-первых, полностью заданы ее состоянием до акта измерения и, во-вторых, не могут меняться под воздействием каких-либо удаленных событий, если те заранее не сообщают о себе сигналами, скорость которых не превышает скорость света. С точки зрения Эйнштейна, первое требование выражает идею реализма физического описания, а второе — требование локальности.

Белл первым понял, что принцип локального реализма допускает строгую опытную проверку. Он доказал фундаментальной важности теорему (см. теорема Белла), из которой вытекает, что при соблюдении этого принципа корреляции между измеримыми физическими величинами должны удовлетворять определенным соотношениям, которые сейчас называют неравенствами Белла. Со временем в теоретической физике возникло целое направление, посвященное поиску новых вариантов этой теоремы и вытекающих из нее неравенств.

Экспериментальная проверка теоремы Белла сильно затянулась из-за множества технических трудностей. Лишь в 1982 году аспирант Парижского университета, а ныне профессор Высшей политехнической школы Франции академик Ален Аспе провел серию прецизионных опытов с попарно связанными друг с другом световыми квантами, которые продемонстрировали нарушение неравенств Белла (измеряемыми параметрами служили направления линейной поляризации этих квантов). Позднее аналогичные опыты не раз повторялись другими физиками, причем не только с фотонами — и с совершенно такими же результатами. В конечном счете среди физиков восторжествовало мнение, что квантовомеханические объекты, в отличие от классических, не допускают описания посредством теорий, одновременно удовлетворяющих требованиям реализма и локальности.

Однако опытная проверка теоремы Белла и ее позднейших модификаций отнюдь не закрыла проблему интерпретации глубинного смысла квантовомеханического описания реальности — напротив, она перевела ее на новый уровень. Если квантовые теории не могут одновременно быть реалистичными и локальными, то что из этого следует? Возможно ли сохранить в квантовой механике локальность, пожертвовав реализмом? Или сохранить реализм, отбросив локальность (а это, напомню, запрет на воздействия, распространяющиеся со сверхсветовой скоростью)? Или надо пойти еще дальше, отказавшись и от реализма, и от локальности? Или, что не исключено, этот выбор — просто дело вкуса?

Цайлингер и его коллеги не нашли выхода из этого концептуального лабиринта, но всё же продвинулись в этом направлении. Подобно Аспе, они тоже работали с парами неразделимо взаимосвязанных (как говорят физики, спутанных) фотонов, измеряя параметры их поляризации. При этом они исходили из такого определения полноты физического описания, которое явно не содержало требования локальности. Это определение включает три положения, первым из которых служит требование реализма. Второй пункт: любая система световых квантов является статистической смесью фотонных ансамблей с определенными значениями поляризации. Третий пункт: параметры поляризации этих ансамблей удовлетворяют классическому закону Малюса (этот закон утверждает, что интенсивность линейно поляризованного света после прохождения через анализатор меняется пропорционально квадрату косинуса угла между плоскостями поляризации падающего света и анализатора). Авторы статьи в Nature показали, что из этих требований тоже вытекают определенные неравенства, которым должны удовлетворять измеряемые на опыте корреляции между поляризационными характеристиками света. Однако эти неравенства оказались сложнее белловских, и для их проверки следовало экспериментировать с эллиптически поляризованным светом. Такие измерения технически куда сложнее экспериментов Аспе с линейно поляризованными фотонами.

Цайлингер и его коллеги обнаружили, что модифицированные неравенства также не выполняются. Это означает, что в мире квантовой механики реализм несовместим не только с локальностью, но и с весьма широким классом нелокальных описаний. Правда, не исключено, что существуют какие-то формы нелокальности, которые не вступают в противоречие с реализмом. Однако авторы статьи в Nature делают альтернативный вывод. По их мнению, эксперимент с эллиптически поляризованным светом показал, что несовместимость между квантовой механикой и идеалом классического реализма куда сильнее, чем считало и считает большинство физиков. Например, можно полагать, что каждый фотон из изучаемого ансамбля как-то поляризован, однако при этом ему нельзя приписать никакого конкретного параметра поляризации.

Чтобы понять, насколько этот вывод противоречит нашему обыденному опыту, представим себе его классический аналог: продавец говорит покупателю, что может предложить несколько конкретных марок вин, но в принципе не способен прочесть ярлык ни на одной бутылке. Физики из группы Цайлингера даже не исключают необходимости отказа от таких постулатов науки, как аристотелевская логика или невозможность влиять на прошлое. Во всяком случае, как отметил сам Аспе в комментарии, опубликованном в том же выпуске Nature, результаты группы Цайлингера могут стать началом «более глубокого понимания великих тайн квантовой механики».

Алексей Левин